О биологических корнях альтруизма в разделе «Буддизм и наука» уже писали: дело не только и не столько в воспитании, сколько в генах, которые работают и у животных. Альтруисты, оказывается, есть и среди бактерий. Также форумляне удивлялись тому, как альтруизм вообще может существовать, если естественный отбор – это борьба за выживание. С другой стороны, если вместе решать многие задачи легче, то почему до сих пор вся биосфера не стала райскими кущами всеобЧей любви, сострадания и дружбы?
Добавляю к этому "узору" идею эволюционной психологии о том, что в человеческих коллективах альтруизм (к своим) развивался вместе с враждебностью (парохиальностью) к чужим.
«В подавляющем большинстве случаев альтруистическое поведение у животных либо направлено на близких родственников, либо основано на принципе взаимности. По-настоящему бескорыстная забота о неродственниках в природе встречается очень редко. Люди тоже охотнее помогают "своим", чем "чужим", хотя понятие "свой" для нас не всегда совпадает с понятием "родственник". И все же, почему у людей альтруизм, как представляется, получил большее развитие, чем у других обезьян? Многие антропологи считают, что важную роль в эволюционном развитии альтруизма у наших предков могли сыграть войны.»
В качестве источника использую капитальный труд д.б.н. А. Маркова, недавнего лауреата премии «Просветитель» Этой ссылкой можно было бы и ограничиться: интересующиеся прочтут - но, по-моему, специального внимания заслуживает еще одна амбициознейшая идея (и результат исследований) эволюционных психологов, которые парохиальным альтруизмом копают под религии. Кроме этого, как когда-то написал автор книги со странным названием «SL2», С. Ленг, чтобы разобраться в чем-то, надо написать книгу. Ну если не книгу, то хотя бы что-то типа реферата.
Сухой остаток по генетике альтруизма, по-видимому, состоит в том, что многими путями (родственный отбор, половой отбор, реципрокный альтруизм, непрямая реципрокность) естественный отбор привел к тому, что альтруизм и доброта нашим генам выгодны, а нам в (эндорфинную) радость. Такие биологически мотивированные альтруизм, доброта совершенно от души, а не по эгоистичному расчету, совершенно искренни, до самых базальных ганглиев, как повторяет Марков. Парохиальность, опять же, адреналина добавляет.
Для начала - определения альтруизма у людей и животных, показывающие их сходство и нетождественность.
АЛЬТРУИЗМ (ЛАТ. ALTER — ДРУГОЙ) В ЭТИКЕ — нравственный принцип, предписывающий бескорыстные действия, направленные на благо других людей; способность приносить свою выгоду в жертву ради общего блага.
Этическое определение (как и любое другое) можно свести к абсурду, если начать детализировать и докапываться: а что такое благо, а что такое выгода, а что такое удовольствие, а не получает ли человек удовольствие, совершая добрый поступок, а если получает, то это уже не альтруизм, и т. д. И в результате сказать, что альтруизма вообще нет, однако предлагается остановиться на том, что большинству людей интуитивно понятно, что такое «эгоистический интерес».
АЛЬТРУИЗМ В БИОЛОГИИ: поведение, ведущее к повышению приспособленности (репродуктивного успеха) других особей в ущерб своим собственным шансам на успешное размножение.
Но если гены – это абсолютные эгоисты, среди этих био-машин само-копирования никакого альтруизма нет, то откуда он вообще взялся? Для понимания биокорней альтруизма нужно перейти с уровня генов-эгоистов на уровень популяции.
На уровне популяции неумолимая механика само-копирования генов приводит к тому, что при некоторых условиях для популяции в целом жертва альтруиста выгодна. Афористичная классическая формулировка условия распространения гена альтруизма хотя бы среди родственников, правила Гамильтона, такова: «я бы отдал жизнь за двух братьев или восьмерых кузенов» (не просто так, конечно, а за создание таких условий, при которых было бы столько братьев или кузенов). При определенной интенсивности размножения это выгодно для рода в целом, а для индивида – это альтруизм, самопожертвование. «При определенной интенсивности» - это не два, а три брата, расчеты показали, что классик погорячился с двумя.
Для иллюстрации правила Гамильтона можно вспомнить чаек, которые часто кричат, увидев пищу. Что происходит дальше, знают все, кто был на море. Очевидно, что крик чайки – это глупость, ведь лучше съесть все молча самому – больше достанется, но эта глупость популяционно выгодна. Альтрузим среди муравьев, пчел, ос – это сплошной героизм самопожертвования (отказ от размножения) отдельных особей на блага роя.
Почему же биосфера – это не райские кущи всеобщей любви, сострадания и дружбы? Что кроме инстинкта самосохранения мешает полной и окончательной победе этих высоких ценностей уже среди бактерий?
Проблема первостепенной важности и для бактерий, и для людей, - это халявщики, социальные паразиты, которые пользуются благами группы, ничего не производя для ее поддержания. Вот негодяи, а!
Выяснилось, однако, что в реальности популяции бактерий-кооператоров растут не быстрее всех, есть ряд вполне понятных причин, когда некоторое число халявщиков выгодно для популяции в целом.
С другой стороны, как известно, переход от скоплений одноклеточных к многоклеточным организмам по факту произошел не за счет сотрудничества бактерий-кооператоров, из последних сил поддерживающих свои скопления. Не кооперация альтруистов привела к новому уровню организации, а клонирование, размножение в подходящих условиях одной клетки… Правда, одноклеточные бессмертны и в подходящих условиях могут делиться вечно, а размножение клеток многоклеточных организмов ограничено пределом Хейфлика. В этом смысле можно сказать, что мы состоим из клеток- альтруистов, пожертвоваших ради нас собственным бессмертием в потомках. Раковые клетки теоретически могут делиться до бесконечности.
Кроме многоклеточных организмов в Природе есть сообщества генетически идентичных или почти идентичных особей, в которых нет халявщиков, обманщиков.
Однако не только родовой отбор поддерживает слабые силы альтруистов в их вечной борьбе с халявщиками – биологи сравнивают эту борьбу у одноклеточных с постоянной «гонкой вооружений», настолько обе стороны «изобретательны» - но и статистический парадокс Симпсона.
Если бы популяции, содержащие альтруистов и халявщиков, других в Природе не бывает ни среди бактерий, ни среди людей, не расселялись, то альтруисты либо вымерли бы, либо устновили равновесие с халявщиками, которое соответствует максимальной эффективности индивидов, а не максимальному росту популяции. Только расселение малыми группами, когда в некоторых число альтруистов чисто случайно оказывается значительно больше числа халявщиков, приводит к тому, что во всей популяции число альтруистов растет.
На уровне популяций альтруистов спасают расселение на новые территории и случайное преобладаение их чиcленности над халявщиками, а не их благородство. Короче, бечь атседа нада, хучь в Пендосию к лесным ведьмам, хучь в Эквадор. Малыми группами.
Ну и, конечно, альтруистов спасает золотое правило «ты мне – я тебе» (реципрокный, взаимный альтруизм). Реципрокный альтруизм дорог сердцу приматов вида Homo sapiens, иначе они не назвали бы "золотым правилом этики" инструкцию, содержание которой столь отчетливо перекликается с идеалом реципрокности: "Поступай с другими так же, как хочешь, чтобы поступали с тобой".
Не все типы власти в сообществах приматов способствуют альтруизму. В обществах наших предков — ископаемых гоминид эгалитаризм преобладал над деспотизмом. Иначе у людей вряд ли развилась бы в ходе эволюции столь явная наследственная предрасположенность к альтруистичному поведению.
Однако, для реципрокного альтруизма надо уметь отличить своего брата (сестру)-альтруиста от халявщика, обманщика. Биологи считают, что эволюционно это очень важно, иначе альтруисты вымерли бы, как мамонты. Специальные исследования показали, что хотя лица и имена людей мы запоминаем одинаково, вне зависимости от их репутации, но если уж запомнили, то обманщиков запоминаем лучше.
Когда плотность населения и развитие отдельных групп становятся такими, что между ними возникает конкуренция за ресурсы, появляется парохиальный кнут для усиления альтруизма, кооперации внутри групп.
Это было хорошо понято на поведении общественных насекомых и его математическом моделировании. Аналогии с человеческим обществом очевидны. Ничто так не сплачивает коллектив, как совместное противостояние другим коллективам. Множество внешних врагов — обязательное условие существования тоталитарных империй и надежное средство "сплочения" населения в альтруистический муравейник.
Совместное развитие альтруизма и парохиальности прошло проверку в исследованиях психологии детей от 3 до 8 лет. Очень контрастная картина получилась при сравнении мальчиков и девочек. Если в 3-4 года девочкам все равно, сколько конфет получит партнер, то в 5-6 лет проявляется борьба за справедливость и лишняя конфета партнеру – это не справедливо. Однако, различий между «своими» и «чужими» девочки не делают.
Мальчики уже в 3-4 года различают «своих» и «чужих» и лишнюю конфету получают первые, но не вторые. В старших возрастных группах щедрость по отношению к «своим» сохраняется, а «чужим» конфеты достаются все реже.
Как объяснить это различие?
В межгрупповых конфликтах участвовали в основном мужчины. В с лучае проигрыша мужчина мог быть убит или скалечен ранами, в случае выигрыша ему доставались трофеи, пленницы. Для женщин проигрыш межгруппового конфликта в худшем случае означал смену брачного партнера… Ну или всех вместе убивали, когда не брали пленных.
Хочется добавить, что мальчики бывают разными. Они бывают невоеннообязанными, а иногда (по техническим причинам) в детстве вообще не играют с детьми, а только сами с собой. Поэтому генетические программы свой-чужой, сбиться в стаю и грызть чужаков, если не подавляются в ходе онтогенеза, то остаются очень плохо понимаемыми. В зрелости в том числе.
Дальше о парохиальном альтруизме и религиях.