Ещё чуть по поводу "оружия": ни книга/статья, ни автор не могут "дать сдачи/ответить"...
И тут открывается тааакой совершенно безопасный -- для любого развесёлого практика -- простор для самовыражения, что просто -- УХ и АХ!
Правда же? : )
А тема, здраво говоря, -- действительно: о дзэнском смехе, а не для имитаций оного -- с переходами и отходами. : )
И если кому интересно, то более глубоко, в частности, и тот же дзэнский смех рассматривается в монографии Н.В.Абаева "Чань-буддизм и культура психической деятельности в средневековом Китае" (1983 г.)
Фрагмент:
"Однажды Линь-цзи вывел монахов на пуцин (сельскохозяйственные работы. – Н.А.) обрабатывать мотыгами землю. Вдруг он увидел, что подходит Хуан-бо, перестал работать и, опершись на свою мотыгу, стал дожидаться его. Подойдя к Линь-цзи, Хуан-бо сказал: "Этот парень, видимо устал!" Линь-цзи ответил: "Я еще не поднимал свою мотыгу, так откуда же возьмется усталость?!" Хуан-бо хотел было ударить его посохом, но Линь-цзи перехватил посох и оттолкнул обратно с такой силой, что сбил патриарха с ног. Упав на землю, Хуан-бо закричал: "Вэйна (дежурный монах – Н.А.)! Вэйна! Помоги мне подняться!" Вэйна подошел к нему и помог подняться. При этом он спросил у Хуан-бо: "Почему почтенный настоятель позволяет этому безумцу проявлять такую необузданность?!" Но Хуан-бо, поднявшись, ударил вэйна" [105, §51].
Чань-буддисты, находящиеся в состоянии "просветления", совершали и другие, столь же неприемлемые с точки зрения конвенциональных норм по-ступки: разражались безумным хохотом, который, по образному выражению Линь-цзи, "сотрясает Небо и Землю" [105, §66], испускали столь оглушитель-ные восклицания, что собеседник мог "оглохнуть и ослепнуть на три дня" или же упасть в обморок, сквернословили и издавали неприличные звуки, жгли священные тексты и изображения божеств и пр. [126; 127; 194]. Как отмечает К. Хайерс, ученик, вступающий в чаньский монастырь, "приветствовался кри-ками и ревом, имеющими больше сходства с безумным и пьяным смехом и бранью в тавернах" [165, с. 36]. Особым неистовством отличался Линь-цзи, про которого даже коллеги говорили, что он "ведет себя крайне необузданно", и называли "сумасшедшим", "безумным", "ненормальным", "помешанным" [105, §24, 48, 51, 67]. Поскольку он требовал этого и от своих учеников, те старались вести себя столь же необузданно. Так, про одного из ближайших и способнейших учеников Линь-цзи – Пу-хуа – другие, менее "просветленные" ученики го-ворили, что он "каждый день на городском рынке совершает безумные выходки" [105, §27]. Одно из таких безумств заключалось в том, что он бродил по рыночным площадям и улицам, позванивал в колокольчик и приговаривал: "Если пройдет светлая голова (т.е. "просветленный" человек. – H.А.), буду бить по светлой голове; если пройдет темная голова, буду бить по темной голове!" [105, §29]. Поскольку у чань-буддистов слова не расходились с делами, то, вероятно, Пу-хуа действительно бил и по "темным" и по "светлым" головам, практически реализуя чаньский принцип отсутствия иерархии и оппозиции "верха" и "низа", "святого" и "профана". О том, что он был достойным учени-ком и партнером Линь-цзи по парадоксальным чаньским беседам и разного рода "безумствам", свидетельствует и следующий эпизод: "Однажды Линь-изи отправился с Пу-хуа на благотворительный обед. Во время еды Линь-цзи спросил у Пу-хуа: "Подтверждает ли изречение "волосок может вобрать в себя океан, а горчичное зернышко может удержать на себе гору Шумеру" наличие сверхъестественных сил и чудесных способностей или же в нем речь идет о естественном проявлении первородной субстанции?" В ответ Пу-хуа вскочил на ноги и перевернул стол. "Слишком грубо!" – воскликнул Линь-цзи, но Пу-хуа возразил: "Здесь не место рассуждать о грубости и утонченности". На следующий день они снова пошли на благотворительный обед [к другому хозяину]. Линь-взи спросил у Пу-хуа: "Чем сегодняшнее подношение похоже на вчерашнее?" Как и в прошлый раз, Пу-хуа вскочил на ноги и перевернул стоп. Линь-цзи сказал: "Хоть ты и действуешь правильно, но все равно это слишком грубо". Пу-хуа воскликнул: "Слепой болван! О какой грубости и утонченности может идти речь в буддийской дхарме?" В ответ Линь-цзи высунул язык" [105, §26].