Маджджхима Никая 55
ДЖИВАКА СУТТА
или
"Проповедь Дживаке"
Так я слышал. Однажды Благословенный пребывал в Раджагахе в манговой роще Дживаки Комарабхаччи. И вот, Дживака Комарабхачча пришёл к Благословенному и, поклонившись, сел на почтительном расстоянии от Благословенного и сказал: «Я слышал, достопочтенный, будто чувствующих существ убивают для отшельника Готамы и отшельник Готама осознано ест мясо, приготовленное для него из животных, убитых для него. Достопочтенный, говорящие так говорят о том, что было сказано Благословенным, и не порочат его тем, что не соответствует действительности? Излагают ли они соответствующее Учению и — так, что следующее из их слов не даёт никаких оснований для критики?»
«Дживака, говорящие так говорят не то, что было сказано мной, но порочат меня тем, что не соответствует истине и противоречит действительности. Дживака, я говорю, что есть три условия, при которых употребление мяса в пищу недопустимо: когда ты видел, слышал или предполагаешь, [что чувствующее существо было убито для тебя]. Я говорю, что есть три условия, при которых употребление мяса в пищу допустимо: когда ты не видел, не слышал и не предполагаешь, [что чувствующее существо было убито для тебя]. Я говорю, что при этих трёх условиях употребления мяса в пищу допустимо.
Вот, Дживака, некий монах живёт на содержании определённого селения или города. Он распространяет свой ум, преисполненный любящей доброты, на одну четверть [мира], на вторую, третью и четвертую, то же — вверх, вниз, везде и всюду, для всех, как для себя. Он пронизывает все направления мира умом, преисполненным любящей доброты, обильной, возвышенной, бесподобной, без неприязни и злого умысла.
И вот, к нему приходит домохозяин или сын домохозяина и приглашает его для принятия пищи назавтра. Монах, если это ему угодно, принимает [это приглашение]. И утром, на исходе ночи, он облачается в монашеские одеяния и, взяв свои чашу и накидку, идёт к жилищу этого домохозяина или сына домохозяина и садится на приуготовленное ему сидение. И вот, домохозяин или сын домохозяина подносят ему благую пищу. Он [при этом] не думает: “Как хорошо, что домохозяин или сына домохозяина подносят мне благую пищу! Если бы только и впредь домохозяин или сын домохозяина подносили мне благую пищу!”. Он не думает так.
Он ест поданную ему пищу, не привязываясь к ней, не питая к ней страсти и никак не увлекаясь ею, видя в этом опасность и понимая, как её избежать. Как ты думаешь, Дживака, будет ли монах при этом желать неблагого себе, другому или — себе и другому?»
«Нет, достопочтенный.»
«Будет ли монах при этом поддерживать себя [только] безупречной пищей?»
«Да, достопочтенный. Как я слышал, достопочтенный, “Брахма [неизменно] пребывает в любящей доброте”. Достопочтенный Благословенный является для меня зримым свидетельством этого, ибо Благословенный [неизменно] пребывает в любящей доброте.»
«Дживака, любая страсть, любая ненависть, любое заблуждение, в силу коего может возникнуть злой умысел, отброшены Татхагатой, отсечены на корню, превращены в подобие пальмового пня — устранены, дабы более не возникали. Если сказанное тобою связано с этим, то я ответил на твой вопрос.»
«Да, достопочтенный, сказанное мною связано именно с этим.»
«Вот, Дживака, некий монах живёт на содержании определённого селения или города. Он распространяет свой ум, преисполненный сострадания… ум, преисполненный сорадования… преисполненный бесстрастия на одну четверть [мира], на вторую, третью и четвертую, то же — вверх, вниз, везде и всюду, для всех, как для себя. Он пронизывает все направления мира умом, преисполненным бесстрастия, обильного, возвышенного, бесподобного, без неприязни и злого умысла. И вот, к нему приходит домохозяин или сын домохозяина и приглашает его для принятия пищи назавтра. Монах, если это ему угодно, принимает [это приглашение]… Как ты думаешь, Дживака, будет ли монах при этом желать неблагого себе, другому или — себе и другому?»
«Нет, достопочтенный.»
«Будет ли монах при этом поддерживать себя [только] безупречной пищей?»
«Да, достопочтенный. Как я слышал, достопочтенный, "Брахма [неизменно] пребывает в бесстрастии”. Достопочтенный Благословенный является для меня зримым свидетельством этого, ибо Благословенный [неизменно] пребывает в бесстрастии.»
«Дживака, любая страсть, любая ненависть, любое заблуждение, в силу коего может возникнуть жестокость или недовольство, или отвращение, отброшены Татхагатой, отсечены на корню, превращены в подобие пальмового пня — устранены, дабы они более не возникали. Если сказанное тобою связано с этим, то я ответил на твой вопрос.»
«Да, достопочтенный, сказанное мною связано именно с этим.»
«Убивающий чувствующее существо для Татхагаты или его ученика свершает великое неблагое деяние в пяти случаях. Когда он говорит: “Иди и возьми это живое существо”, это — первый случай свершения им великого неблагого деяния. Когда чувствующее существо, будучи ведомо на ошейнике, испытывает боль и страдание, это — второй случай свершения им великого неблагого деяния. Когда он говорит: “Иди и убей это чувствующее существо”, это — третий случай свершения им великого неблагого деяния. Когда чувствующее существо при его умерщвлении испытывает боль и страдание, это — четвертый случай свершения им великого неблагого деяния. Когда он подносит Татхагате или его ученику недопустимую пищу, это — пятый случай свершения им великого неблагого деяния. В этих пяти случаях убивающий чувствующее существо для Татхагаты или его ученика свершает великое неблагое деяние.»
Выслушав это, Дживака Комарабхачча сказал Благословенному: «Прекрасно, достопочтенный, великолепно! Монахи поддерживают себя [лишь] допустимой пищи. Монахи поддерживают себя [лишь] безупречной пищей. Великолепно, достопочтенный! Великолепно, достопочтенный! ... Отныне пусть Благословенный считает меня своим мирским последователем, принявшим Прибежище до конца жизни».