В христианстве существует выражение «христиане до Христа»; к таковым причисляют, например, великих греческих философов – учителей нравственности. Но если строгую, этически чистую и ясную философию Платона мы можем назвать, по сути, по её внутренней природе, х р и с т и а н с к о й (а не будь она такой, средневековые католические схоласты не давали бы себе ни малейшего труда изучать её), то отчего же не назвать, к примеру, учение Будды Шакьямуни, не менее чистое и ясное в нравственном смысле, по его внутренней сути также х р и с т и а н с к и м? Потому оно не называется таким, что в ранние века церкви, когда душа человеческая была более свежей и юной, менее обращала внимания на формальности и разграничительные знаки, учение Будды было западному миру неизвестно; а в новое время человек, под властью естественных и математических наук, привык мыслить слишком прямолинейно и слишком формально. Но ведь характерно, что «Житие царевича Иоасафа Индийского», пришедшее в Европу через Иоанна Дамаскина и повествующее о Будде Шакьямуни, называет того х р и с т и а н с к и м святым, если не формально, то по его духу. Хотя составитель этого жития и стремится внушить читателю мысль, что индийский святой и слышал где-то слово Христово, всё же сам он, составитель, едва ли тешил себя иллюзиями о христианской проповеди в Индии (и особенно до рождества Христова). Но почему бы царевич Иоасаф и не мог услышать слова Христова, если не от проповедника, то в с в о ё м с е р д ц е?