Ханьданьский сон
Богатый эпикуреец Чжан Дай (1597-168...) любил путешествовать, музицировать, рисовать, собирать антикварные безделушки. Он многое любил. Потом династия Мин пала, семья его разорилась. Последние годы, долгие, видимо, он жил в уединении и бедности. Предисловие к сборнику "Тао-ань вспоминает во сне":
"Когда государство распалось, а семья исчезла, бесприютный Тао-ань, распустив волосы, ушёл в горы, стал страшен видом, как некий дикарь. Когда его встречали старые друзья, то приходили в ужас и не смели с ним общаться, отшатывались, будто от яда или зверя. Он же писал стихи, оплакивая себя, и всё хотел покончить счёты с жизнью. Но потому, что не закончил "Книгу из каменного ящика", остался смотреть на этот мир и воздухом дышать. Кувшин для риса был пуст частенько, так что и огонь в очаге было незачем разводить. Теперь-то Тао-ань понял, что старцы на горе Шоуян просто умерли с голоду. А что они будто бы сами отказались есть чжоуское зерно, так это приукрасили потомки.
Отвлекаясь от голода, за кисть и тушь с отрадой брался. И решил: за былое великолепие, в чём он не уступал ни Ван Дао, ни, например, Се Аню, теперь вот так он платит.
Макушку настигло возмездие: она теперь покрыта бамбуковой шляпой. И ступни тоже: на них теперь соломенные сандалии. Это за нарядные шпильки и туфли.
Рясой расплачивается, она вместо шубы. Дерюгой, она вместо тонкого льна. Это за тонкие и лёгкие одежды.
Бобовой ботвой расплачивается, она вместо мяса. Необрушенным зерном расплачивается, оно вместо отборного риса. Это за сладкие и жирные кушанья.
Соломенной циновкой расплачивается, она вместо кровати. Камнем расплачивается, он вместо подушки. Это за тёплые и мягкие постели.
Верёвочными дверными креплениями расплачивается, они вместо петель. Битым горшком расплачивается, он вместо окна. Это за чистые и светлые комнаты.
Возмездие глазам - пыль, носу – навозная вонь. Это за ароматы и красоту.
Возмездие ногам - дорога, возмездие плечам – мешок. Это за пышные выезды.
Так воздаяние отметит вот эти все былые преступленья.
Лежу на подушке и слышу крик петуха. Ночная прохлада уходит. Подумал: жизнь моя, яркая и полная, во мгновение ока опустела. Считай, пятьдесят лет обратились в сон.
Сейчас уже сварилась каша, и я, как оказалось, из муравейника на экипаже еду. Как всё это снести? Вглядываясь в прошлое, вспоминать и записывать. И в каждом деле каяться пред Буддой.
Не следую порядку месяцев и лет, не хронику пишу. Разделов не обозначаю, эта книга - не "лес записей". Выловлю какой-то случай, будто странствуя по старым тропам, будто встречая прежних друзей. Стены городов те же, что и раньше, но где те, кто в них раньше жил? Но я-то всё равно рад воспоминаниям. Можно сказать, "не говорите о сонном бреде безумцу", - [он поверит].
В Силине жил когда-то носильщик. Однажды он кому-то нёс вино, но оступился и разбил корчагу. Горюя, что ему нечем возместить ущерб, он, будто безумный, сидел и всё думал: "Если бы это только был сон!" И был ещё бедный студент, он выдержал экзамены на цзюйжэня и, направляясь на поздравительный пир, был в замешательстве: ему казалось, что всё это неправда. Кусал руку: "Не сон ли это?" И здесь, и там сон; одному было страшно, что он не спит, а другому, - что он спит. Но оба они безумцы.
Ныне я готов пробудиться от великого сна, но всё равно занимаюсь пустяками, тоже бормочу во сне. Вздыхаю поэтому о людях умных и талантливых: им трудно избавиться от стремления к славе. И правда: Ханьданьский сон сейчас прервётся, время истекло, час пробил, но студент Лу всё пишет свой последний доклад, мечтая подражать тем знакам, что писали каллиграфы Ван Сичжи и Ван Сяньчжи, чтобы их могли увидеть и потомки.
Капля славы, что ему причитается, подобна мощам Будды. Огонь, в котором сгорает кальпа, свиреп, но их ему не сжечь".
http://mingqi.livejournal.com/91461.html#cutid1