Sadhak

До меня вот тут очень доходчиво довели, что в книге наибанальнейшая концовка про "кому" . Бросился переделывать. Теперь, все вывернуло по позицию оптимистов из "запад и ваджраяна"
Концовку, опять же для тех, ком учитать лень. Вдруг, опять тупо и глупо...

Он открыл глаза, пытаясь рассмотреть источник звука. Его память, с самыми мельчайшими деталями и подробностями, неожиданно оказалась на своем обычном месте, словно никогда и не пропадала оттуда.
Мир вокруг был понятен, узнаваем и совершенно обычен. От долго сидения ломило в коленях, но он сидел на многолюдном публичном ретрите, прямо перед учителем, повторяя за ним текст декламируемого текста, и менять позу сейчас, было перед ним неудобно. Это был хорошо знакомый, мелодичный и печальный ритм “Призывания Гуру издалека”. Его любимая книга, которая уже много раз доводила его до слез при внимательном и проникновенном чтении. Понимание того, что он отсутствовал не более нескольких минут, пока весь зал и читал ее, наполнило его мистическим ужасом. Прошедшие события этой сумасшедшей недели, все еще были невероятно свежи в его памяти, пронзая его сердце острой тоской и болезненной грустью.
Он был здесь, а Инна – “там”, и он не понимал как это можно исправить. Могло ли это, вообще быть реальностью или его любовь была лишь к иллюзии, странному глюку? Результатом болезни, может опухоль мозга?
Хану пришла в голову мысль, что он снова вернулся к тому, с чего начал на том “пляже”. Забивать ум, все той же каруселью циклических рассуждений, уже не имело смысла – он хорошо проработал в свое время все это, и отлично знал, что выйдет в итоге. Ничего не выйдет. Не было никакого способа доказать реальность одного мира и нереальность другого.
Обосновать для себя и сделать свой выбор, остановившись лишь на одном? Может ли такой самогипноз, сейчас выдернуть его в тот мир, к Инне обратно? Возможно ли убедить себя в этом, если все они настолько реальны? Может быть путешествует не он, а всего лишь содержимое памяти, путешествуя по каким-то тонким каналам? Всего лишь обмен информацией, а не умом и тем более, телом?
Хану понял, что он неожиданно залез в такие интеллектуальные дебри, откуда не выбраться. Он сам, по сути, представлял собой сгусток некой информации, в силу определенных связей и причин, лишь временно собравшейся вместе. Может быть, сегодня утром проснулся не он, а некая корейская девочка, каким-то образом получившая содержимое его памяти и особые свойства ума, что и позволяло ей теперь называть это тело “Хану”? Кто и как может обосновать или хотя бы найти свою сущность – то, что никогда не меняется, свое “истинное я”?
Похоже, его ум уже влез на знакомую дорожку классических рассуждений, которые он старательно прорабатывал уже тысячи раз – никакого постоянного “я” нет и никогда не было. Но сейчас, это все ему никак не поможет. Инна от подобной философии ближе не станет – Хану окончательно определился для себя в том, что ее мир, по крайней мере, столь же реален, как этот.
Пусть, даже это был не перенос сознания, разума, информации или чего угодно, из одного измерения или места в другое. Может быть, сознание похоже на новогоднюю гирлянду с мигающими лампочками ума и памяти, но с общим источником питания – неважно. Хану не хотел во всем этом копаться.
Вполне достаточно, что это как-то работало и еще недавно, было четкое восприятие мира в котором осталась его любимая, а в данный момент, есть столь же ясное восприятие мира, но уже без нее. Если был способ организовать ему эту насыщенную приключениями неделю, значит, можно как-то повторить это снова.
Что он делал, перед тем, как там очнулся на пляже? Может быть что-то нажал, съел, провалился куда-то?
Хану никогда не слышал о чем-то подобном. Заезженные до дыр, популярные сюжеты, где главный герой, вел насыщенную славными подвигами жизнь, а потом, вдруг очнувшись, понял, что все это было во сне или в коме – тут ему ничем помочь не могли и готовых рецептов не дали. Флакончиков и пирожков с надписями “съешь-выпей меня”, тоже нигде не было видно. Он даже не потерял сознание, не падал в обморок – он просто пел за всеми песню, которую давно знал почти наизусть.
Может, стоит прочитать ее еще пару раз? Задом наперед? Возможно, именно тут, как-то совпали особые условия и обстоятельства, произведя такой странный эффект?
Хану нервно оглянулся, ожидая увидеть людей с похожими проблемами. Возможно ли так, чтобы весь зал раскидало по разным мирам?
Народ вокруг сидел совершенно спокойно, и если среди них и находились похожие на него “попаданцы”, то они сейчас ничем себя не выдавали. Хану напряженно шарил глазами по лицам людей, надеясь уловить хотя бы слабые признаки смятения или хоть какой-то “отдачи” и потрясения от схожего эффекта.
Неожиданная активность разбудила соседа справа, и теперь, тот недоуменно ворочил вокруг, слезящимися от сна глазами, видимо, пытаясь понять, кто он такой и что тут вообще делает. Девушка позади, тоже недовольно зашипела, а ее бородатый спутник, брезгливо поморщился, оценивающе кинув на Хану подозрительный и вызывающий взгляд. Похоже, сейчас пугал всех именно он, беспокойно вертя вокруг головой с вытаращенными от изумления глазами. Это им сильно мешало, отвлекая от речи учителя, тем более, что чаще всего, подобные ретриты собирали очень разнообразных и не всегда обычных людей.
“Учитель” – Хану тут же зацепился за это пришедшее в голову слово. Возможно, все дело было именно в нем?
Маленький лама, с мудрыми, печальными глазами и мягкой улыбкой, тихо говорил сейчас им всем то, что люди уже не одну сотню раз читали в многочисленных книжках, но тем не менее, большинство из них, сейчас завороженно смотрело учителю в рот, поскольку его слова, минуя ум, попадали прямо в сердце, словно обретая новую, еще неизвестную глубину и значение. Иногда это казалось настоящим откровением, буквально переворачивая мировосприятие людей, давая мощный заряд энергии и мотивации к практике, хотя бы на весь следующий месяц. Впрочем, потом это, очень быстро рассеивалось и весь энтузиазм и порыв пропадал. Мирская суета незаметно затягивала и до следующего ретрита, который пройдет только через год, ничего уже более не напоминало тех увлеченных духовным поиском и практикой людей с горящими глазами, которые так клялись себе и другим, наконец-то изменить свою жизнь, наполнив ее истинным смыслом…
Хану сам был таким же, но давно смирился с этим и ничего не мог поделать, теша себя надеждой, что когда-то у него появятся намного лучшие условия для настоящей духовной практики. А пока же, он продолжал скучно и обыденно жечь свою жизнь, иногда разбавляя ее мудрыми и высокими речами и изощренными интернетными спорами.
Вот, только вчера, он с группой людей с одного популярного форума, пытал целый час старенького ламу и его переводчика, по поводу наличия сиддх у учителей нашего времени – о доверии к ним, о праве учить, о том, кому кому сейчас хорошо и как это все было ранее. Люди не стеснялись вываливать все свои претензии и обиды на учение, учителя, свои способности, свою практику и отсутствие ее результатов, особые обстоятельства и западное образование – обвиняя кого угодно, кроме себя самих.
Старенький лама очень устал после длительного перелета, но он тихо и очень терпеливо пытался донести до всех них, одно и тоже – про сострадание и любящую доброту, про терпение и накопление благих заслуг, про тщательную подготовку и отречение…
Хану, вдруг все это напомнило «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями», которую он очень любил в детстве и похоже, что он уже знал, кто был в роли “волшебного гнома”...

Эпилог


Поставив в тексте последнюю точку, автор надолго задумался. На сердце было тоскливо. Ему не хотелось так заканчивать книгу. Он уже который раз, тщательно отслеживал всю цепочку событий, пытаясь найти возможность для другого финала.
На днях, пробегая глазами сцену с Хану и Инной, он сам проплакал весь вечер. Он очень хотел бы все изменить, но ничего не выходило. Его персонажи жили своей собственной жизнью и временами, ему казалось, что он еще с самого начала не имел никакого контроля над сюжетом, поскольку даже не знал, что будет с ним уже через страницу. Ум послушно отстукивал на клавиатуре только то, что уверенно и властно проявлялось на смутном фоне обычного мелкого мысленного мусора.
Перед его взором, из ничего – из пустоты разворачивалась драма, к которой он сам, имел отношение лишь как ее свидетель и очевидец.
Как ему самому хотелось бы закончить книгу? Сладкой утопией с счастливыми и живыми героями и самоваром на столике? Все починили и исправили, злодеи наказаны, а добро торжествует на фоне ванильного неба и обнявшейся пары на рассвете нового дня?
Даже, если бы он решил создать только для личного пользования такую альтернативную концовку – у него бы ничего не вышло. Автор не обманывался по поводу собственных способностей, зная, что абсолютно не умел писать. Его не покидало тревожное ощущение, что писали, как раз именно им. Через него или скорее, просто используя его как шариковую ручку, только с иллюзией контроля и авторства этого текста.
Возможно, он сам его пленник и персонаж?
Эта тревожная догадка молнией пронзила его мозг. Может ли он стереть эту книгу? Пальцы быстро выделили весь текст и нажали клавишу “delete”.
Нет, не так. А из “облака” и флешки? Насовсем?
Руки испуганно дернулись и замерли, беспомощно повиснув – он не мог. Понимание медленно просачивалось в его ум, пугая все больше. Он не…

Кайзи сделал паузу, прекратив надиктовывать текст уже уставшему помощнику.
– Остановимся пока на этом. Можешь идти. Мы скоро закончим.
Его обострившийся слух четко различил обрадованное сопение мальчика, куда-то спешившего на свою очередную забаву. В конце концов, у него были дела поважнее, чем записывать весь этот бред за слепым стариком…
Кайзи знал, что все это выглядело для мальчика полной бессмыслицей. Удивительно, что он сам смог столько прожить. Возможно, это было его проклятием. Свидетелей тех давних событий осталось немного. Он должен рассказать эту историю так, как еще помнил ее сам.
Сейчас много чего наплели вокруг этого, но Кайзи, наконец-то может раскрыть теперь правду – когда их обоих, давно уже нет. Правду о том, как это все было тогда. Правду о своей вечной и безответной любви к Инне. Гимн ее красоте. Ее песню надежды. Правду о том, что она дождалась его и Хану вернулся. Не мог не вернуться…